Мы спустились с неба. Три дня назад. Пять испуганных лиц, прилипших к иллюминаторам. А сегодня уже Новый Год.

Под вечер дети устали и, наконец-то, расселись на полу вокруг елки. День прошел за разворачиванием подарков и выгуливанием песика. Песика принес Дед Мороз по фамилии Арензон. Соседи уезжали в Штаты и попросили временно приютить щенка. Щенок был взлохмаченный, наглый и терьерный не только по виду, но и по характеру. Сейчас он лежал на надувном матрасе, выставив розовое пузико и похрапывая.

Кроме трех детей, елки, щенка и двух надувных матрасов, в комнате была одна табуретка, принесенная тем же Дедом Морозом, и круглый стол, оставшийся от прежних хозяев.

За окном темнело канадское небо, наливалось ночью, приобретая необычайно-черничный цвет. Огни большого города не манили. Вдруг стало ясно, что ни один из них — не для нас. Стало грустно.

Это был наш первый Новый Год в Канаде. Хорошо, хоть елку успели купить. Ну и матрасы, конечно.

— Мама, а Бог — он где сейчас? Остался дома, с бабушкой, или с нами прилетел?

Голос у Дани немного дрожит, хоть он и старший, видно думал-думал, боялся, не выдержал и спросил о том, что внутри поскуливало.

Мы с мужем переглядываемся. Муж уходит на балкон курить. А может поглядеть, где там этот Бог на самом деле.

Мишка усаживается — ноги калачиком. Говорит басом, важно, потому что средний.

— Наш дом теперь здесь. Значит, и Бог с нами. Бог — он в доме живет. Потому что в доме тепло.

— А как же бабушка? — Это Николька. У нее глаза уже мокрые. Младшим можно.
— Выходит, она теперь без Бога осталась?

Дани хмурит лоб. Глядит на меня. Видно у меня такое растерянное лицо, что он решает мне помочь.

— Наверное, у бабушки есть свой Бог. Правда, мама?

Мишка глядит на нас недоверчиво, исподолобья.

— Бог — он один на всех. Совсем как Дед Мороз. Его на всех хватать должно. Значит и на бабушку хватит.

— Я скучаю по бабушке. Николька вытерла слезы и прижалась к песику. — И по ее Богу тоже.

— Интересно — Дани всегда и все интересно — Интересно — а у собак тоже есть Бог?

— Конечно — басит Мишка. Ему хочется казаться самым умным. — Бог есть у всех. Чтоб не грустно.

— Я так и думала — шепчет песику на ухо Николька. — Бог — это чтоб не грустно. А еще — чтобы колокольчики.

— Какие такие колокольчики? — это уже я. Справилась с голосом и с лицом. Даже могу пошутить. И не расплакаться после.

— Ну как же, мама. Это просто. Вот скажи — ты меня любишь?

Дитя смотрит на меня круглыми черными глазами-вишнями. Сердце мое взлетает и начинает петь. Песнь Песней — вот что это такое.

— Люблю.

Горло мое перехватывает какая-то волна, помню ее — так бывает. Так было со мной три раза. Будто до Бога дотронулся. Потому что рожать — это и есть — дотрагиваться до Бога.

— Ну вот.

И Николь удовлетворенно вздыхает. «Люблю» — сладкое слово.

— Ну вот. И я тебя тоже. И я даже знаю — как.

— Как же, птичка моя?

— Так, что внутри меня колокольчики звенят. Слышишь?

— Слышу.

И я прижимаю ее к себе.

— И я! И я хочу послушать! И мне колокольчиков! — это уже мальчишки.

Муж возвращается с балкона. На его бровях снежинки. Мы с детьми и песиком лежим в обнимку на надувном матрасе и хохочем.

— Что я пропустил?

— Колокольчики! Они внутри, и Николька утверждает, что это и есть Бог.

— Ага. Я всегда говорил, что Бог живет внутри. Ну-ка, двигайтесь, я тоже хочу послушать!

И матрас, наконец, сдувается.

А колокольчики звенят до сих пор.